Mercedes - benz

Рок…7— говорил то и дело разведчик, поддерживая летчика под локоть.
Летчик трудно дышал, шел напряженным, неверным шагом слепца. Женщине было легче: Агеев взял ее под руку; она покорно следовала за каждым его движением.
И у нее и у летчика лежали на глазах плотные повязки — об этом позаботился боцман. Они не должны были знать путь к Чайкину Клюву.
Всю ночь, весь последний отрезок пути боцман провел в колебаниях, в напряженном раздумье. Они заночевали среди скал, защищавших от ветра. Агеев ни на минуту не сомкнул глаз. 

«Не было бы счастья, да несчастье помогло», — говорил он впоследствии, рассказывая про эту ночевку.
Он был без ватника, поверх тельняшки укутался в плащ-палатку, и сырая осенняя ночь пробрала его до костей. Он то бегал в темноте, то, пытаясь согреться, свертывался в комок на камнях, но от холода болели все кости. 

И в то же время его томили сомнения, уйти от которых было невозможно.
С самого начала он решил провести посторонних на Чайкин Клюв, не раскрывая тайны прохода. Завязать им глаза? Простейшее дело! Но тут начинались главные колебания.
Завязать глаза союзнику — выразить явное недоверие… Ну, своя девушка — она поймет… Но иностранец… Просто взять с него слово, что забудет тайну прохода? По-джентльменски, как они говорят.
«А какой я для него джентльмен? — думал угрюмо разведчик. — Будет он данное матросу слово держать? Еще вопрос!»
А потом — разве они смогут перейти речку с завязанными глазами?
Уже подходя к водопаду, принял он решение — действовать начистоту. Пусть потом жалуется как хочет! «В крайнем случае отсижу на губе, а тайны прохода не выдам…»
Но никаких осложнений не произошло. 

Сперва летчик качнул было надменно головой, а потом улыбнулся, послушно присел на камень. Даже сам вынул из кармана большой белоснежный платок.
— Вэри уэлл! — сказал он хладнокровно, подставляя повязке свое розовое лицо.
«Вот какой покладистый», — подумал с удовлетворением боцман, поверх платка заматывая, для верности, глаза англичанина бинтом из индивидуального пакета.
Женщина тоже покорно согласилась на эту процедуру.

 И когда, подойдя к стремнине, боцман подхватил ее на руки, нес сквозь грохот воды, обняла его за шею тонкими руками, легкая, как десятилетний ребенок.
Боцман поставил ее перед входом в ущелье, вновь пересек поток. Англичанин ждал, слегка сгорбив плечи, выставив большое, пересеченное марлей лицо.
— Ай кэрри ю!8— сказал отрывисто боцман. Он все больше восхищался своим знанием английского языка.
Летчик отшатнулся, поднял руки к повязке. Казалось, в следующий момент сорвет ее с глаз. Дружески бережно боцман стиснул его запястья.
— Би кээфул. Ай кэрри ю!9
Почудилось, румяное лицо под повязкой немного побледнело.
«Подниму ли? — подумал боцман. — Такой здоровый дядя! Еще сорвусь… Оба — головой о камни…»
Напрягаясь, схватил англичанина в охапку, почувствовал вокруг шеи его тяжелые, длинные руки. «Только три шага, только три шага», — думал боцман, примеряясь, как бы ловчее ступить на первый камень. В лицо бил смешанный запах кожи, пота и каких-то удушливосладких духов…
Он ступил на первый камень, пошатнулся, тяжелые руки летчика плотнее сжались на его шее. Внизу прыгала и ревела яростная пена. «Не смотреть, а то упаду…» — подумал Агеев… И в следующий момент был уже на том берегу, тяжело поставил летчика на ноги.
— Олл райт! — хрипло сказал англичанин, оправляя комбинезон.
Агеев раздвинул листву — они очутились в ущелье. Осторожно вел своих спутников узкой расселиной вверх. Сердце его стало биться все чаще и прерывистее — он сам не понимал почему.

 «Неужели от физкультуры над стремниной?»
И вдруг вспомнились вчерашний разговор с командиром, темное от тоски лицо, внезапно прорвавшаяся просьба. И он осуществил мечту командира, привел ему жену! Но в каком виде… И где остался их сын? Вот от каких мыслей все быстрее и быстрее билось сердце, и стало трудно дышать.
Он уже видел яркое небо, сверкнувшее в треугольнике наверху. Расселина расширялась, пахучий морской ветер дул в лицо. Уже Фролов, скинув с шеи автомат, вышел из-за скалы, бежал навстречу, сияя глазами. 

Они обнялись порывистым крепким объятием.
— А мы заждались! — Фролов тряс руку Агееву. — Молодец, что вернулись, товарищ боцман! И вижу, с двойным результатом… — В изумлении он глядел на женщину.
— Позови командира! — быстро сказал Агеев и сам не узнал своего будто отсыревшего голоса.
Женщина рядом с ним ждала неподвижно. Она и не предчувствует своего счастья! Летчик ждал тоже, в спокойной, непринужденной позе.
— Снимэ повязку, снимэ! — сказал ему Агеев. В волнении забыв все английские слова, перешел на тот подетски искажаемый невольно язык, которым некоторые пытаются говорить с иностранцами.
Но затем, взяв себя в руки, отыскал нужное выражение:
— Тэйк офф кэрчиф!
Летчик сбросил повязку, стоял, щурясь в ярком солнечном свете. Женщина осторожно сняла свою. Ее золотистые, с белыми нитями, волосы рассыпались по плечам. Она раскраснелась при подъеме и в этот момент казалась молодой и красивой.
Медведев вышел из-за скалы, прикрывающей кубрик. Подходил широким торопливым шагом, прыгая с камня на камень.
— Ну, старшина, с успехом! А мы уже думали искать вас идти…
Агеев молчал. Вот сейчас командир бросится к жене… Нужно отойти, не мешать…
— Кто это? — быстрым дружеским шепотом спросила женщина. — Ваш начальник?
— Это?.. — Агеев изумился. — Это? Или не узнали?.. Старший лейтенант Медведев, ваш муж…
— Кого вы привели к нам в гости, боцман? — спросил Медведев, устремив на женщину темные тоскующие глаза.
Все с минуту молчали.
— А это… — боцман отступил на шаг, он говорил медленно и раздельно, — а это гражданка Медведева, жена русского офицера, как они говорят… Бежала из немецкого рабства. Разрешите доложить, товарищ командир, операция окончена. Доставил летчика в сохранности. А почему эта гражданка назвалась вашей женой — пусть сама расскажет…
Он не скрывал негодования.
«Будто она по моей душе сапогами прошла», — признавался он потом в разговоре с друзьями.
Женщина молчала, летчик вопросительно смотрел на Медведева.
— Спасибо за службу, боцман! — отрывисто сказал Медведев. — С гражданкой поговорим отдельно. 

Шагнул к летчику, взял под козырек, заговорил поанглийски бегло, только, подумалось Агееву, слишком отчетливо выговаривая слова. Так говорят русские, даже хорошо знающие английский язык.
— Добро пожаловать! — сказал Медведев, протягивая руку. — Вы офицер британского воздушного флота?
Летчик, широко улыбаясь, потряс руку Медведева. — Я командир звена с авианосца «Принц Уэльский». Имею честь говорить с морским офицером?
— Да, я советский морской офицер, старший лейтенант Медведев.
— Приятно убедиться, что советские офицеры так хорошо владеют нашим языком, — любезно сказал летчик. — Черт возьми! Я, капитан О'Грэди, не рассчитывал встретить такое культурное общество в этих проклятых горах. Даже матрос смог объясниться со мной.
Нас обучают языку в морском училище, — холодно сказал Медведев. — Извините, сэр, но для нас это еще не признак большой культурности… Кроме того, у меня лично была кое-какая практика. Еще будучи курсантом, имел удовольствие пойти в Портсмут с нашим военным кораблем, был в Лондоне на празднике коронации.
— Да здравствует его величество король! — Летчик вытянулся, торжественно приложил руку к шлему. — Так вы видели Лондон?.. О, Лондон, Лондон! — мечтательно затуманились голубые глаза, он вынул из кармана платок, вытер потное лицо. — Но у меня есть к вам и претензия, старший лейтенант.
Они подошли к кубрику. Летчик и Медведев впереди, немного поодаль, сзади — женщина рядом с молчаливым, настороженным Агеевым,
— Ваш матрос…
— Он не матрос, он старшина, боцман, — поправил Медведев.
— Так вот, ваш боцман, — летчик заволновался, толстое добродушное лицо налилось кровью, — он отобрал у меня револьвер, как у военнопленного. 

Я протестую против такого обращения, прошу вернуть мне оружие.
— Старшина! — позвал Медведев. Агеев подошел, взял руки по швам.
Капитан О'Грэди жалуется на вас. Вы отобрали у него револьвер.
— Так точно, отобрал, — виновато сказал боцман. — Да я его потерял, товарищ командир.
— Как потеряли?
— Вернее сказать, обронил, когда вот их через поток переносил. Сам не знаю, как это револьвер у меня из-за ремня выпал. Его водой унесло.
Они смотрели друг другу в глаза. Медведев хмурился, но явное одобрение почудилось боцману во взоре командира.
— Теперь я сам понимаю, что промахнулся, — развел руками Агеев. — Да ведь что пропало — не вернешь…
Медведев повернулся к О'Грэди:
— Я должен извиниться перед вами. Боцман потерял ваше оружие в пути. На него будет наложено строгое взыскание.
О'Грэди все еще вытирал платком лицо; выпуклые голубые глаза блеснули гневом. Он сунул платок в карман.
— Платочек уронили, господин офицер, мимо кармана сунули. — Боцман услужливо нагнулся, протянул летчику платок.
Англичанин спрятал платок. Широкая улыбка опять засияла на его лице.
— Очень неприятно. Но не могу сердиться на парня. Как-никак вырвал меня из этой горной пустыни. Ценой пистолета, правда, но, если будет бой, вы снабдите меня оружием, не так ли? Прошу вас не наказывать моего друга боцмана.
Медведев рассеянно кивнул, уже явно думая о другом, обернулся к женщине, окинул ее суровым пристальным взглядом. Под этим взглядом она сделалась как будто еще меньше. Медведев не сказал ей ни слова.
У входа в кубрик стоял Кульбин.
— Василий Степанович, нужно покормить гостей.
— Есть, покормить! — четко отрепетовал Кульбин.
— Проведите гражданку в кубрик, угостите, чем можете… Сейчас подойдем и мы.
Медведев взял летчика под руку, отвел в сторону: Простите, капитан, на минутку. Мне не совсем понятно, как с вами очутилась эта женщина.
— Не совсем понятно? — хохотнул англичанин. Все его природное добродушие, видимо, вернулось к нему. — Скажите лучше — совсем непонятно! Ставит вас в тупик! Я готов съесть собственную голову, если что-нибудь понимаю в этой истории.
Он присел рядом с Медведевым на скалу.
— Видите ли, я вылетел в разведку с нашего авианосца, когда еще не было тумана. Наш авианосец базируется… — Он замялся. — Конечно, у союзников нет тайн друг от друга, но, предполагаю, вы информированы сами, где мы базируемся… — Медведев утвердительно кивнул. Так вот, этот проклятый туман лишил меня ориентировки.

 Что-то произошло с приборами, кончался бензин… Решил приземлиться в горах, чтобы не упасть в море… Мне казалось, что я над вашей территорией.
— Понимаю, — сказал Медведев.
— Раза два по мне ударили зенитки. Потом ветром немного разорвало туман. Увидел группу построек, удачно сел на небольшой площадке. До построек, помоему, было с полмили… Я пробирался в тумане… Напомните мне потом, я вам расскажу анекдот о тумане. Вдруг слышу немецкую речь. Боши болтают: слышали шум самолета, он сел где-то рядом… «Проклятие, — подумал я, — ты попал в скверную историю, О'Грэди!» — «Зондер-команда, — говорили боши, — пошла на поиски самолета, который подбит зенитчиками…»
— Вас действительно подбили?
Нет конечно. Немцы стреляют отвратительно. Это, — О'Грэди хлопнул Медведева по колену, — еще в воздухе должно было насторожить меня. Я знаю, ваши зенитчики бьют хорошо и в тумане! Так вот, я забрал ноги в руки, бросился к самолету. Мы знаем кое-что о судьбе людей, попадающих в плен к фашистам. Добежал до самолета, запустил мотор. Полетел наугад на восток, спланировал, когда горючего не оставалось ни капли. Удалось не сломать себе шею…
Вам казалось, что вы перелетели линию фронта?
Да, я пролетел изрядный кусок в остовом направлении. Спросите, как я решился радировать о помощи? А что мне оставалось делать в этих проклятых горах? Питаться собственными сапогами? Или съесть вашу маленькую соотечественницу? — О'Грэди снова густо захохотал. — Нет, я предпочел поделиться с ней аварийным пайком.
Он вынул портсигар, щелкнул по крышке, предложил Медведеву сигарету.

 Закурили.
Но женщина?.. Как она попала к вам в самолет?
Говорю вам — это сказка Шехерезады! Она, конечно, забралась туда, пока я бродил в тумане. Лежала тихо, как мышь… Когда выбралась наружу, я почти испугался, даю вам слово!
Медведев нервно курил.
— Еще один вопрос. Когда вы снизились в первый раз, обратили внимание на характер зданий?
О'Грэди задумчиво покачал головой:
— Боюсь, что не рассмотрел ничего ясно… Был очень густой туман. Мне казалось, это обычные домики опорного пункта.
— Могли бы вы указать на карте, где находится это место?
— Боюсь, что нет… Говорю вам, я блуждал в тумане… Разве только очень приблизительно…
— Хорошо, — встал Медведев. — Очень благодарен за рассказ… Думаю, не откажетесь закусить и отдохнуть…
Они прошли в кубрик.
Женщина сидела за столом, передатчик был отодвинут в сторону. Робкими движениями она подносила ложку ко рту.
Сидя на койке, Кульбин глядел на женщину полными сочувствия глазами. При виде офицеров она вскочила, поправила свой безобразный халат.
— Продолжайте, прошу вас, — мягко сказал Медведев. Его уколола жалость при виде этого порывистого движения, этой униженной позы.
— Нет, спасибо, я уже поела. — Женщина смотрела исподлобья, попыталась улыбнуться. — Меня так хорошо накормили… Не помню, когда так пировала… Теперь должна рассказать вам все, все. — Она умоляюще сложила руки.
— Тогда выйдемте отсюда, — не глядя на нее, сказал Медведев. — Василий Степанович, устройте капитану покушать и поспать… — И вполголоса: — Глаз не спускайте с него…
Посторонился, пропуская женщину вперед, вышел следом.
Над Чайкиным Клювом плыли легкие облака, солнце стояло в зените. Летящая вверх скала подпирала, казалось, небесный свод. Кругом была огромная тишина, только настойчивый ветер рвал и трепал холстину халата. 

Медведев увел женщину за скалу, в подветренное место. Стоял, не зная, как начать разговор.
— Позвольте, я сяду, — слабым голосом сказала женщина. — Очень устала в дороге.
Но она не садилась, ждала разрешения. Медведев кивнул. Она присела на камень.
Мне казалось, если вырвусь из плена, будет такое счастье — сердце не выдержит… А теперь… — Она неуверенно притронулась к руке Медведева. — Не сердитесь на меня. Я так страдала в последнее время.
Я не сержусь, — отрывисто сказал Медведев. Ее пальцы соскользнули с его рукава. — Может быть, сообщите свою настоящую фамилию?
— Меня зовут Рябова… Маруся Рябова..,
Почему вы назвались Медведевой? — Изо всех сил стиснул он в кармане зажигалку, металл врезался в ладонь, но он не чувствовал боли. — Разве вы знали какую-нибудь Медведеву, жену офицера?
Знала, — тихо сказала женщина. — Нас везли вместе морем, на пароходе. Я постоянно встречалась с ней. Все знали: она жена офицера с Северного флота. Поэтому с ней обращались хуже, чем с другими… Но она держалась молодцом… Мы все восхищались Медведевой, любили ее. И когда я убежала, когда этот моряк спросил меня, кто я такая, подумала: нужно назваться женой офицера, Медведевой… Тогда мне лучше помогут… — быстро, почти скороговоркой прибавила она и взглянула испуганно. — Но ведь вы все равно поможете мне?
Не бойтесь… — Сердце Медведева прыгало в груди. — Когда вы в последний раз видели Настю?
Настю? — переспросила женщина.
Ну да, Медведеву, мою жену… И сына… Ведь они были вместе…
Да, она с мальчиком… — Маруся глядела со странным выражением. — Но после парохода я почти не видала ее. Она работала во внутренних помещениях.
А мальчика, Алешу?
Вашего сына? Я его не видела ни разу, как и своего. Они сказали, что держат детей заложниками, чтобы мы вели себя хорошо. Но мы их не видели. Только знали: они где-то близко, они отвечают за нас.
И все-таки вы убежали?
С угрюмым упреком она подняла глаза:
— Я не могла не убежать. Меня все равно засекли бы насмерть. Меня должны были наказать перед строем. Вы не знаете, что такое наказание перед строем.
Каждая черточка ее лица вдруг задрожала. — Я все равно не увидела бы моего мальчика… Она смотрела вниз, перебирая край халата. Медведев отвел глаза.
Что это за место, где вы работали?
Не знаю, — вяло сказала женщина. — Мы только месили бетон. Носили щебень и воду. Потом бетон увозили. Наш барак был на наружных работах.
Вы хотите сказать, что другие работали под землей, в скалах?
Так у нас говорили… Мы не ходили в ту сторону.
И вы ни разу не видели Настю? Или моего сына? Это невероятно.
Ее большие глаза с прежним странным выражением остановились на нем.
— Мы не могли видеть никого из них… Между нами была колючая проволока… За проволокой такие странные треугольные горы… Никто никогда не показывался оттуда… Никогда не забуду одного случая…
Она вдруг замолчала, осеклась, неподвижно смотря вниз. Медведев молча ждал.
— Один мальчик… Это был не ваш и не мой мальчик… подкрался к решетке, наверно, хотел увидеть свою маму… Может быть, думал пролезть под проволокой. Охраны не было поблизости. Я как раз проходила там…
Он схватился ручонками за проволоку. 

И вдруг его начало трясти: держится за проволоку и трясется. И не может крикнуть. Хотела броситься к нему. Испугалась. Он уже почернел и трясется все сильнее. Я подняла крик… Прибежали солдаты, оттащили его длинными крюками, унесли… Не знаю, что с ним было дальше…
— Проволока под высоким напряжением. Палачи! — сказал сквозь зубы Медведев.
Он ходил взад и вперед нервным, порывистым шагом. Вынул папиросу и спрятал, не закурив.
— Малыши там вымирают, — шепотом сказала Рябова. — Я слышала, они работают под землей. Я никогда не увижу моего мальчика…
Медведев будто не слышал, только шагал все быстрее и быстрее. Внезапно остановился перед ней:
Вы не нашли бы на карте это место?
Как я могу? — растерянно сказала она. — Здесь все скалы одинаковые. Я могу ошибиться… Конечно, ошибусь.
Вас привезли прямо туда на транспорте, на пароходе?
Нет, сначала высадили в маленьком заливе, потом погрузили в машины…
Может быть, припомните ориентиры… Очертания местности вокруг?
Там одинаковые, совсем одинаковые скалы… Кроме тех треугольных холмов… — Она помолчала: — Да, еще вот что… Наш лагерь был в таком странном месте… В кольце скал, точно в высохшем озере… Точно на дне высохшего озера… И сверху и по гребню — колючая проволока… За нее схватился тот мальчик… И второй ряд проволоки внизу, вокруг землянок. И в этой клетке, глубоко внизу, — все мы, русские женщины…
Значит, вы жили вместе с моей женой?
Она вскочила. Подняла руку беспомощным отрицающим движением. Не сводила с него светлых, мучительно светлых глаз.
Вы сказали, что все женщины жили в одном котловане. Как же вы могли ни разу не встретиться с Настей?
Я не встречалась с ней, — тихо произнесла женщина. — Вы меня не поняли. Я с ней не встречалась.
Но ведь вы сказали…
Дайте мне отдохнуть. — Она тяжело села на камень. — Уверяю вас: я ничего не скрываю… Но я так устала. Дайте мне отдохнуть…
Хорошо, — сказал Медведев. — Идите отдыхайте…