Mercedes - benz

 Когда Кишная собирался проститься с вице-королем, последний обратился к Ватсону
и сказал:
— Теперь мне кажется бесполезным принимать падиала, нам не нужны больше его услуги.
— Попрошу твою милость ничего не изменять из того, что ты решил, — сказал туг, — мне важно знать, насколько я могу доверять этому человеку, скроет ли он от меня это посещение и сообщит ли тебе о поручении, данном ему.
— Хорошо!

 Стань за портьеру одного из окон; ты все услышишь.
Ватсон приказал ввести Дислад-Хамеда.
Негодяй стал осторожнее за последние двадцать четыре часа; страх убил в нем честолюбие, и он думал только о том, чтобы спасти свою жизнь. Все старание он употребил поэтому на то, чтобы не скомпрометировать себя. Узнав, что вице-король хочет отправить его по следам Нана-Сагиба, он прикинулся робким и униженным, удивляясь, что его признали годным для такого дела, которое требовало человека более способного, чем он; он согласился на это поручение только после формального приказания вице-короля, не проронив ни одного слова, которое могло бы заставить предположить, что ему поручено передать принцу результат совещания жемедаров. 

Он дал слово употребить все свои усилия, чтобы открыть убежище Нана, не рассчитывая, однако, на успех. Вице-король, принявший его только для формы, удовольствовался этим ответом и отпустил его.
Ватсон положительно не узнал человека, которому он в течение стольких лет давал самые опасные поручения.
— Вот, — сказал он сэру Лауренсу, — как терроризирует их всех мрачное общество «Духов Вод». 

Обернувшись затем в сторону портьеры, позади которой скрывался Кишная, он спросил с некоторым разочарованием:
— Ты, надеюсь, доволен испытанием?
Слова его остались без ответа.
Начальник полиции бросился к окну и поднял портьеру. Кишная исчез.
— Удивительно! — воскликнул вице-король. — Можно подумать, что это средневековый замок с потайными ходами, подвальными колодцами, пустотами в стенах!
— Все древние замки Индии таковы, милорд. Древние раджи заботились о том, чтобы выстроить себе жилище, где в каждой комнате можно было бы спрятаться, войти и выйти так, чтобы никто этого не видел. 

Ведя постоянную борьбу с конкурентами из своей собственной семьи, которые не останавливались ни перед ядом, ни перед кинжалом, они, — как, например, Дера-Адил-Шах, — ели пищу, приготовленную только их любимой женой, принудив ее попробовать сначала, и никогда не спали две ночи подряд в одной и тон же комнате. Вот почему Адил-Шах, предок Дары, приказал выстроить этот таинственный дворец, названный Семью этажами. Говорят, будто даже самые близкие друзья шаха никогда не знали, в каком дворце находится их властитель, и он переходил из одного в другой по никому не известным коридорам, до сих пор еще не открытым.

 Заметьте, что, кроме того этажа, где мы теперь находимся, ни в одном не видно наружного входа и чтобы проникнуть туда, нам пришлось бы разрушить стену в десять метров толщины! Можно судить поэтому, какое количество потайных коридоров и убежищ находится внутри. Нет ничего удивительного после этого, если такой хитрый, упорный и ловкий человек, как Кишная, открыл один из потайных ходов в апартаментах вашей милости.
— Знаете ли, Ватсон, мы здесь далеко не в безопасности, особенно при настоящем состоянии умов. 

Достаточно кинжала фанатика…
— Кто же осмелится посягнуть на вашу жизнь, милорд? Одна вещь должна вас успокоить: как ни богата история Индии претендентами, ведущими между собою борьбу, в ней не упоминается ни об одном цареубийстве, совершенном подданными. Властители ее, погибшие насильственной смертью, все пали от руки членов собственной семьи; ни один не был убит своим подданным.
— Признаюсь вам, Ватсон, с некоторого времени меня волнуют самые мрачные, черные предчувствия; я не могу выгнать из своей головы той мысли, что Индия будет для меня роковой и что я поплачусь жизнью за старания обеспечить англичанам эту прекрасную страну.
Взрыв хохота прервал печальные мысли короля.

 Этот припадок веселости донесся к ним со двора, окружающего дворец.
— Там люди забавляются, — сказал сэр Джон с бледной улыбкой, — они вполне счастливы, надо думать!..
Спрошенный слуга объяснил, что это пришел пандаром и гадает солдатам шотландской стражи.
— Не позвать ли его сюда? — сказал Ватсон, у которого мелькнула мысль, нельзя ли будет рассеять этим мрачные предчувствия вице-короля.
Сэр Джон улыбнулся в знак согласия, и спустя несколько минут пандарома ввели в гостиную.

 Последний, войдя, сделал селактанг, то есть прикосновение к полу шестью частями своего тела перед сэром Лауренсом; встав затем, он только почтительно поклонился Ватсону, подчеркнув таким образом разницу, которая, по его мнению, существовала между этими двумя лицами.
— Чем ты занимаешься? — спросил его начальник полиции. 

Пандаромы, как и факиры, не все занимаются одним и тем же: одни из них, простые акробаты, показывают разные фокусы с помощью кинжалов или, чего не сделает ни один из наших паяцев, с помощью железных, раскаленных докрасна, шаров; другие магнетизируют и обладают замечательной гипнотической силой; третьи вызывают духов умерших; некоторые заклинают змей и хищных зверей или гадают; но каждый из них твердо держится традиции своего сословия.
— Я предсказываю будущее, господин, — отвечал пандаром.

 Молодой Эдуард Кемпуэлл к тому времени вернулся, после ухода Кишнаи, и также сидел в зале.
— Вам на руку, Кемпуэлл, — сказал ему вице-король. — Пред вами еще долгие годы жизни, и вам приятно будет знать, что случится с вами.
— Я не любопытен, милорд! Но, желая доставить вам удовольствие, охотно дам свою руку этому колдуну. 

И Эдуард, улыбаясь, подошел к пандарому. Со времени прихода молодого человека старый пандаром не спускал с него глаз и смотрел на него с невыразимым волнением. Он взял его руку и долго рассматривал ее линии; медленно подняв затем глаза на молодого человека, он сказал ему, отчеканивая каждое слово, тем гортанным тоном, какой всегда принимают эти странники, говоря свои предсказания:
— Исания, присутствующий при рождении, осыпал тебя своими милостями; судьба не перекрещивает ни одной из твоих линий, ни одно облако не затемняет горизонта твоих дней; ты достигнешь крайней границы, определенной богами для существования человека, и будешь окружен сыновьями твоих сыновей.
— Принимаю твое предсказание! — засмеялся Эдуард.
— Вот так счастливая будущность, — прибавил сэр Лауренс. 

И с этими словами он попросил соверен, который покатился к ногам пандарома.
Глаза последнего блеснули мрачным огнем, по лицу пробежала молнией ненависть, и руки его поднялись к поясу, как бы отыскивая кинжал. Но прежде чем присутствующие заметили это, он снова принял почтительный и скромный вид; поклонившись вице-королю, чтобы лучше скрыть свои чувства, он поднял золотую монету и бросил ее в тыкву.
— Вот предсказание, — сказал Ватсон, смеясь, — которое не скомпрометирует своего автора, ибо его можно без опасений применить ко всем. Всякому приятно услышать, что он будет долго жить и что у него будет много детей.
— Вы страшный скептик, Ватсон, — отвечал сэр Лауренс. — Хотелось бы услышать, что он скажет вам.
— Если ваша милость желает…
— Вы ведь сами приказали привести этого человека, Ватсон, и не можете отказать ему в заработке соверена.
— Пожалуй, милорд! 

Могу заверить вас, что мне положительно безразлично, что он скажет.
Разговор этот происходил на английском языке, и все трое были уверены, что туземец не понял их. Последний стоял бесстрастный, неподвижный, и ни один мускул лица не выдавал его чувств.
Повинуясь желанию вице-короля, начальник полиции с насмешливым видом протянул руку пандарому. Туземец мрачно взглянул на него исподлобья и, окинув быстрым взглядом линии жизни, сказал:
— Чаша дней полна, Жуна, Верховный Судья, пустил уже черных послов смерти; прежде чем Сова — луна — кончит свой обход, Сагиб отправится в страну Питри; нет больше для него места на земле, глаза его не раскроются при свете приближающегося солнца. Мрачная Рогата считает, сколько часов ему остается жить…
В эту минуту, как бы подтверждая слова пандарома, послышался среди ночной тишины жалобный троекратный крик совы, сидевшей на соседнем дереве. 

Зловещее предсказание, сопровождаемое криком птицы, которая по народным верованиям предсказывает смерть, произвело на всех сильнейшее впечатление. Невольная дрожь пробежала по телу присутствующих; насмешливая улыбка Ватсона сразу исчезла, и лицо его покрылось смертельной бледностью; вице-король, находившийся еще раньше под влиянием грустных предчувствий, не мог удержать лихорадочной дрожи; даже молодой Кемпуэлл, мало поддающийся суеверию, почувствовал, как сжимается его сердце под влиянием странного чувства. Ватсон сделал невероятное усилие, чтобы овладеть собою.
— Это сумасшедший, — засмеялся он, стараясь придать своему смеху саркастический тон.
— Птица Ионнера пропела три раза, — продолжал пандаром, — тебе осталось, Сагиб, жить три часа.
— Шутки в сторону, старик, — сказал начальник полиции, сконфуженный тем, что выказал столько слабости, — ступай и показывай твои фокусы в другом месте; нам не нужны больше твои услуги…
В ответ на эти слова мнимый нищий, в котором читатель узнал, конечно, браматму, поспешно направился к выходной двери, поднял портьеру и скрылся за нею.
— Ну-с, мой бедный Ватсон, — сказал вице-король, — несчастная мысль пришла вам в голову: желая отвлечь меня от тяжелых предчувствий, вы навлекли на себя довольно странное предсказание…
— Негодяй хотел посмеяться надо мной, а главное, напугать меня. Вам известно, что моя служба обрекает меня на вечную ненависть всех этих бродяг, против которых я принимаю всегда самые строгие меры… 

Он узнал меня, вероятно, а быть может, ему приходилось уже иметь столкновение с моими агентами. И вот ему захотелось сыграть со мною нечто вроде фокуса. Этим не возьмешь меня, нужно что-нибудь посильнее; я три раза уже получал предупреждение от тайного трибунала, который даже приговорил меня к смерти за то, что я не обращал внимания на его угрозы. 

Но, как видите, мне ничуть не хуже от этого…
— Признайтесь, однако, что вы испытали некоторое волнение.
— Я не отрицаю этого, милорд, но тут играла роль неожиданность, да и вся окружающая обстановка… Скоро полночь, час таинственных видений; в этой огромной комнате, еле освещенной во всех углах и закоулках, где все предметы принимают неясные формы, появляется вдруг старый пандаром с дьявольской физиономией и вызывает перед вами призрак смерти, затем, в довершение эффекта, к нему присоединяется проклятая сова… Признайтесь, милорд, есть от чего прийти в смущение!
— Вы были осуждены тайным трибуналом? — спросил сэр Лауренс, видимо озабоченный.
— Да, ваша милость, но это было до того еще, как управление обществом перешло в руки Кишнаи.
— И вам сообщили о приговоре?
— Дней восемь тому назад; простая формальность, исполненная кем-нибудь из низших членов общества, помимо нового трибунала.
— Будьте осторожны, Ватсон, — сказал вице-король, — вам известно, что приговор исполняется браматмой, а он не сообщник Кишнаи.
— О, я не боюсь, милорд! Они могли, конечно, захватить врасплох несколько бедняг, которых и убили с целью поддержать ужас, внушаемый им таинственным обществом. Но никогда он не осуществлял своих приговоров над теми, которые способны защититься или за смерть которых им могли отомстить. 

Разве осмелились они тронуть Гавелока, победителя Нана-Сагиба, или сэра Вильяма Броуна, губернатора Цейлона, который на каждом шагу травит членов их общества и которого они еще несколько месяцев тому назад приговорили к смерти? На всякий случай я ношу тонкую кольчугу, которая предохраняет меня от кинжала, а ночью все выходы из моих апартаментов охраняются стражею… Впрочем, я намерен предупредить начальника тугов об этом предсказании…
— Только бы Кишная сдержал свое слово, — мы скоро избавимся от этих людей.
— Он сдержит его, милорд, и дней через десять вы дадите знать в Лондон об уничтожении общества «Духов Вод», об аресте Нана и об окончательном умиротворении Индии.
— Готов верить вашему предсказанию… Пора, однако, господа, на покой; мы, я думаю, долго будем помнить первый вечер в Беджапуре… Пришлите мне ночного дежурного, Кемпуэлл!
— Старший камердинер ждет ваших приказаний, милорд!
— Прекрасно!.. Не удерживаю вас больше.
Перед уходом оба почтительно поклонились сэру Лауренсу.
— Спокойной ночи, господа, — приветливо сказал им вице-король. 

Не успел директор полиции переступить за порог комнаты, как сэр Джон знаком подозвал к себе адъютанта.
— Удвойте число человек вокруг замка, — приказал он, — поставьте часовых у всех дверей, ведущих в комнаты Ватсона и возвращайтесь с дежурным адъютантом Пири… Проведете эту ночь со мной. Я предчувствую, что здесь произойдут странные вещи.
Минут через десять все приказания вице-короля были исполнены. 

Шум в древнем дворце Омра стихал мало-помалу, и ночная тишина не нарушалась ничем, кроме криков часовых, перекликавшихся через равномерные промежутки: «Слушай!» — «Слушай!» И крик этот, удаляясь все дальше и дальше по мере того, как переходил от ближайшего часового к более отдаленному производил странное впечатление среди таинственной и зловещей тишины этой ночи.