В то время, когда в Европе набирала силу Римская империя и легионы Юлия Цезаря уходили на покорение Галлии и Британии, на другом краю Земли, в Новом Свете, появилась одна из величайших цивилизаций доколумбовой Америки — цивилизация майя. Просуществовав более тысячи лет, создав блестящие образцы архитектуры, живописи и скульптуры, эта цивилизация, пережив свой расцвет в VI–VIII веках, пала под ударами завоевателей с севера. Белокаменные города майя были заброшены и долгие столетия зарастали сельвой. И только сто пятьдесят лет назад эта Атлантида Древней Америки, поглощённая океаном тропических лесов, начала постепенно приоткрывать завесу своих тайн…
* * *
«Город был необитаем. Среди древних развалин не сохранилось никаких следов исчезнувшего народа, с его традициями, передаваемыми от отца к сыну и от поколения к поколению. Он лежал перед нами, словно корабль, потерпевший крушение посреди океана. Его мачты сломались, название стёрлось, экипаж погиб. И никто не может сказать, откуда он шёл, кому принадлежал, сколько времени длилось его путешествие и что послужило причиной его гибели».
Эти строки принадлежат перу Джона Ллойда Стефенса — человека, в XIX столетии открывшего руины великих городов майя.
…В 1839 году американские исследователи Дж. Л. Стефенс и Ф. Казервуд, сопровождаемые проводниками-индейцами, отправились в сельву на поиски заброшенных городов. Путь им предстоял необычайно трудный. Местность, по которой шёл маленький отряд, была разорена непрекращающейся гражданской войной. В разграбленных деревнях невозможно было найти никакой провизии, кроме воды. В маленьком городке на границе Гватемалы и Гондураса путешественников встретили весьма недоверчиво. Ночью в помещение, где остановились на ночлег американцы, ворвался местный алькальд (глава города) с отрядом, состоявшим примерно из двадцати пяти человек. Августин, слуга Стефенса, получил удар мачете в голову. Путешественники были взяты в плен.
Стефенса и Казервуда обуревали нехорошие предчувствия. Охранявшие их солдаты всю ночь шумели, орали и пили водку. На следующее утро к ним неожиданно явился алькальд с официальным визитом примирения: недоразумение разъяснилось. Продолжая свой путь, отряд вскоре углубился в бескрайний лес. Над путешественниками, словно зелёное море, сомкнулись джунгли. Постепенно Стефенс и Казервуд начали понимать, почему до них здесь почти не ступала нога белого человека: отряд пробивался сквозь такие дебри, которые и в дурном сне не привидятся. Мулы по брюхо проваливались в трясину, и когда люди, пытаясь им помочь, слезали с коней, колючие растения до крови раздирали им кожу. Липкая влажная жара вызывала постоянное чувство усталости. Над болотами поднимались тучи назойливых москитов. «Этот климат, — писали ещё за сто лет до путешествия Стефенса испанские путешественники Дон Хуан и Ульоа, — истощает силы мужчин и убивает женщин при первых родах. Быки теряют в весе, у коров пропадает молоко, наседки перестают нестись».
Но Стефенс упрямо вёл караван к цели. Его чрезвычайно интриговали слухи о том, что где-то в долине реки Рио-Копан, по рассказам индейцев, находится древний город. Рассказывали даже, что там, в джунглях, между двумя пирамидами будто бы натянут гигантский каменный гамак, в котором лежат фигуры мужчины и женщины.
Добравшись до реки Рио-Копан, Стефенс и Казервуд наткнулись на небольшую индейскую деревушку. Здесь они надеялись найти проводников, но никто из местных жителей не знал дороги к развалинам города. Пришлось идти дальше без провожатых.
Исцарапанные до крови, покрытые грязью и тиной, с воспалёнными глазами, они шли и шли вперёд. Неужели здесь, в этих джунглях, в этом заколдованном мире, который, казалось, всегда был таким, когда-то могли находиться большие каменные постройки? Позже Стефенс честно признавался, что по мере того, как он углублялся в это зелёное царство, им всё сильнее овладевало неверие: «Должен сознаться, мы оба — и господин Казервуд и я — несколько сомневались в успехе». И тем не менее их настойчивость увенчалась успехом: прорубая дорогу в зарослях, путешественники вдруг наткнулись на сложенную из четырёхугольных каменных плит стену; рядом с ней они увидели множество ступеней, которые вели к террасе, настолько заросшей, что определить её размеры было невозможно.
Следующей находкой стала высокая — около 4 метров — каменная стела с совершенно поразительной орнаментикой. Великолепие декора заставило путешественников в первый момент даже усомниться в том, сумеют ли они этот памятник описать. Четырёхугольный обелиск был сплошь покрыт скульптурными изображениями, резко выделявшимися на фоне сочной зелени; в их выщербинах ещё сохранились следы краски, некогда покрывавшей эти изваяния снизу доверху. На передней стороне выделялось рельефное изображение какого-то мужчины. Его лицу было придано торжественно-серьёзное выражение, способное внушить страх. По бокам обелиск был испещрён загадочными иероглифами. За первой стелой последовали вторая, третья… В общей сложности Стефенс и Казервуд обнаружили четырнадцать диковинных, украшенных скульптурами обелисков, один удивительнее другого. «Огромные корни опрокинули с постамента один из монументов, вокруг другого обвились ветви, и он висел в воздухе, третий был опрокинут на землю и весь опутан вьющимися растениями. Ещё один, наконец, стоял вместе с алтарём посреди целой рощицы деревьев, словно охранявших его покой и защищавших его, как святыню, от солнца. В торжественной тишине леса он казался божеством, погружённым в глубокий траур по исчезнувшему народу», — писал Стефенс.
Казервуд, автор великолепных зарисовок памятников Древнего Египта, пришёл в замешательство. Хмурясь, он ощупывал каменные лица изваяний, таинственные иероглифы, причудливый орнамент, смотрел, как ложатся тени на великолепно изваянные рельефы, и качал головой… Мир образов, с которыми он столкнулся, был совершенно непохож на всё то, с чем ему приходилось встречаться до сих пор. Этот мир был настолько далёк от европейских представлений, образов, идей, что карандаш буквально отказывался повиноваться: не удавалось соблюсти пропорции, углы сдвигались. Используя в качестве материала камень, неизвестные скульпторы и художники создали уникальные образы — подобных им мировое искусство ещё не знало. «Казалось, — писал Стефенс, — будто идол чванится своим искусством, а две обезьяны, расположившиеся на соседнем дереве, смеются над ним».
Через заросли путешественники пробились к загадочному строению, напоминавшему по форме пирамиду. Широкие ступени лестницы уходили из лесного сумрака ввысь, туда, где зеленели кроны деревьев, к террасе, которая находилась не менее чем в тридцати метрах над землёй. Сколько веков назад была построена эта пирамида? Какому народу принадлежали эти сооружения? В какую эпоху, с помощью каких орудий, по чьему поручению и в честь кого были изваяны все эти бесчисленные скульптуры? Одно представлялось несомненным: этот город построил сильный и могущественный народ…
Так был открыт Копан — первый из затерянных в сельве городов майя.
Стефенс и Казервуд стали его первыми исследователями. Для этого Стефенсу пришлось даже… купить Копан. Когда исследователи вернулись в деревню, намереваясь на другой день приступить к более тщательному обследованию города, в их хижину заявился некий оборванец, который гордо сказал: «Я дон Хосе Мария, и этот город в джунглях принадлежит мне!»
Стефенс удивился — в Египте, к примеру, вроде бы никто не заявлял, что ему принадлежит пирамида Хеопса. Но Стефенс и Казервуд находились в глухом тропическом лесу, за сотни километров от цивилизации, вдобавок вокруг шла война, и случись что-то — о пропавших исследователях вспомнили бы не скоро. Поэтому приходилось считаться даже с такими субъектами, как «дон Хосе Мария», у которого, впрочем, не было никаких документов, подтверждающих его право на владение городом. Пришлось прибегнуть к обычному в дикарских краях способу — предложить «хозяину пирамид» деньги.
За город — со всем, что в нём есть, — Стефенс предложил дону Хосе Мария пятьдесят долларов. Бедняга даже не слыхал, что на свете существуют такие «огромные» суммы, и, придя в себя, немедленно поспешил согласиться. Так Стефенс вошёл в историю американистики не только своими открытиями, но и тем, что оказался единственным человеком, который купил целый майяский город. После этого никто не мешал Стефенсу очищать Копан от зарослей, а Казервуду делать свои до сих пор не утратившие научной ценности зарисовки майяских пирамид и стел.
Открытие Стефенса стало толчком к открытию других затерянных в дебрях Юкатана городов майя. Вслед за временем первопроходцев пришло время учёных — археологи, историки, этнографы, искусствоведы стали постоянными гостями древних городов.
|